ВОЙНА. ДЕТДОМ. ЧТО ПОМНЮ.

Мне 82 года. Что понудило меня взяться за это повествование? Оставшись без отца и матери во время Великой Отечественной войны, я 11 лет воспитывался в детдоме. За прошедшую жизнь узнал много негативных  фактов  о  жизни в некоторых  детдомах. Всю жизнь вспоминал, что ничего подобного в нашем детдоме не было. Мы жили как одна дружная семья. Нас было, примерно, и 120, и до 150 человек.  Отец нам всем был Директор детдома –  Владимир Фёдорович -  фронтовик, кавалерист. Не имевший высшего образования, но Человек, Педагог, Хозяин и всё с большой буквы. А Матерями нам были наши воспитательницы. Нас любили как родных детей, но мы иногда проказничали. Но нам можно. Мы же дети. Скажи Вам, что у нас в те далёкие послевоенные годы разрухи была даже своя электростанция, не поверите. А свой духовой оркестр новенький, прямо с Ленинграда;  свой струнный оркестр и баян; своя швейная мастерская – до 15 машин и всё это куплено за наши собственные, детдомовские деньги, а не за государственный счёт, не поверите. А собственная столярная мастерская с 12 заводскими верстаками для школ, купленными за наши детдомовские деньги. А то, что за всё время в детдоме было всего 2 – Две поварихи, тоже не поверите? На одной из встреч с нашим директором в году, примерно, 1970, он мне сказал: « Сергей. Пишут бывшие воспитанники мне, Татьяне Ивановне, Вере Захаровне, Евдокии Корнеевне, Валентине Сергеевне, приезжают в гости и скажу тебе: ни один наш воспитанник не был в тюрьме». Нам в детдоме говорили: «Вор начинается с пяти копеек. Взял пять копеек и никто не заметил. Затем взял больше и тоже шито-крыто».  Нам в детдоме  казалось, что во всех детдомах так весело, интересно, счастливо живут воспитанники. Оказалось,  нет! Вот как мы жили.

С уважением – Сергей Иванченко.                                    11  Сентября 2018 года.

Помню, как мать готовила отцу на фронт. Готовила и плакала. А мы – я и три сестры: Катя, Нина и Вера притихли и не могли ещё понять, что случилось? Затем пошли на сборный пункт. Он уже был немного оборудован. Было много людей. Были машины и повозки. Был буфет. Отец купил всем по кульку конфет – разноцветный горошек. Затем посадка в машину. И плач всех женщин. И детей. Это было в станице Лабинской - ныне город Лабинск. После освобождения станицы  мы узнали, что отец погиб на фронте.

Летом 1942 года немцы взяли Лабинскую. Немцы не разогнали колхозы, а заставили собирать урожай для них. Помню, как по нашей улице в сторону железнодорожной станции тянулся длинный обоз из бричек, гружённых сахарной свеклой. Ездовыми на бричках были и наши старики и немцы. Со всех хат вышли женщины с детьми и посылали детей взять с брички сахарную свеклу. Некоторые ездовые, видя, что мы подбегаем к бричке, кнутом сталкивали свеклу на землю. Мы хватали её и счастливые бежали к матери. Мать говорит мне: «Серёжа. Беги к этой подводе». Ездовой-немец отрешённо сидел, как в засаде. Я смотрел  на его спину и не знал, брать свеклу или нет? Решил взять. И тут немец хлестанул   меня кнутом  по спине так, что я с плачем  побежал и упёрся в мамин подол. Мать сказала: румын. Потом я узнал, что ездовыми на бричках были не немцы, а румыны.

На окраине станицы было картофельное поле. Колхоз убрал картофель и люди, в основном женщины с подростками,  пришли на это поле, чтобы собрать мелкие  остатки картошки.  Мать оставила старшую сестру Катю с Ниной и Верой, а меня взяла на это поле.  А через дорогу,  на ровном зелёном поле,  стояли  немецкие  самолёты. Был уже  вечер,  и мы  шли домой как раз напротив аэродрома. И вдруг  налетели наши самолёты  и начали бомбить немецкий аэродром. Мать толкнула   меня в неглубокий кювет,   и мы лежали до тех пор, пока наши не отбомбились. Когда встали, мать заметила на моей левой ноге кровь. Я совершенно не почувствовал, когда в  ногу влетели два осколка. Уже в хате один осколок мать выковырнула, т.к. он был неглубоко,   а второй осколок так и остался в ноге с осени 1942 года вот уже 76 лет.

Зима 1942 – 1943 года была очень тяжёлой. Умерла бабушка-мать отца.  Мать тоже  заболела и умерла. Трёх моих сестёр взяли трое соседей. Меня взял дедушка по отцу. В нашу хату вмиг  вселились цыгане.  Когда нас освободили, то Станичный совет сказал: «Или удочеряйте девочек, или мы должны отдать их в детдом». Среднюю сестру Нину решила удочерить тётя Таня. Её муж воевал на фронте; у них не было детей. Станичный совет выдворил цыган с нашей хаты и в ней стали жить тётя Таня с Ниной.  Дядя Гриша – муж тёти Тани  одобрил удочерение. Вернулся с фронта живой, хоть и весь израненный. Они вырастили Нину, выдали замуж и сейчас у всех трёх моих сестёр по пятеро детей. А нас – старшую сестру Катю, младшую сестру Веру и меня повезли в Покровский детский дом. Это был 1944 год.

В Покровку  мы приехали где-то утром. Вместе с нами с вокзала шли в этот детдом взрослые с детьми из других районов Краснодарского края.  Оказывается, детдом только образован. Помню,  говорили, что Покровский поп отдал под детский дом свой кирпичный дом, летний дом из самана и длинный сарай,  а сам стал  жить  в церкви. Он жил один и весной 1948 года умер. Как его любили все в округе,  приведу такой факт: в день его похорон все улицы  и сквер напротив церкви и детдома были заполнены людьми, пришедшими проводить его в последний путь.

Когда мы подошли к детдому, то заметили во дворе много людей. Калитка и ворота были открыты. Шёл приём воспитанников детдома. За скоплением людей топилась наспех сложенная печь, а за ней был колодец. На плите грелась вода и нас всех по очереди раздевали и мыли. Всем этим занимались в основном пожилые женщины и молодые девчата и ребята. Комсомольцы! Это слово часто можно было услышать. Комсомольцы привезли на мажаре солому. Комсомольцы привезли огурцы и капусту. Молодцы комсомольцы! И т.д. И ещё. Через открытые ворота и калитку шли  постоянно люди и что-то  несли: кто поесть, кто детские кроватки, кто табуретки, кто сковородку,  кто столик и т.д.   Оказывается, солому комсомольцы  привезли, чтобы постелить её прямо на пол нам спать. Первые ночи мы спали вперемежку на соломе. Если были брат и сестра или как мы брат и две сестры, то рядом. Потом уже у нас появились списанные солдатские байковые  одеяла, которыми застилалась солома, а со временем появились и кровати.  В кирпичном доме было три комнаты: большая, средняя по размеру и меньшая. Потом в большой поместили девчат, в средней ребят, а в меньшей самых маленьких девочек и мальчиков. Все три комнаты соединял общий  коридор. Вход в меньшую комнату был через нашу комнату  – среднюю. Помню, как в меньшую комнату мимо меня  прошли несколько женщин, а двери в эту комнату не было, и я видел, что все остановились около детской кроватки моей сестры Веры. Потом они её увели. Оказывается, Веру удочерили двое молодых.

Я не написал, что делалось в летнем доме, левее ворот. Там старики и молодёжь – комсомольцы срочно делали кухню и столовую, а перед кухней навес  для истопника. На  кухне  дедушка с молодыми ребятами вёл кладку  варочной  печи  с котлами. А молодые ребята везли на повозках глину, песок,  столбы для пристройки и всё, что нужно.  А мы уже свыклись, перезнакомились, подружились и за всем этим наблюдали. Наконец всё это было быстро построено, появился истопник дядя Ваня без одной ноги, а комсомольцы всё везли на мажарах  солому одну за другой, чтобы топить печь кухни. Мы, конечно, помогали дяди Вани бросать в печь солому, говорили ему, чтобы он отдохнул, а он садился на свою чурку и закуривал из махорки козью ножку. Спрашивали его о войне, где он воевал, где не стало ноги. Рассказывал, какие  страшные  бои были  за Керчь.

В детдоме был один цыганёнок, на год или два старше нас.  Не помню его имя. Наступила пасха и он уговорил нас, примерно  четырёх,  идти в церковь на всенощную воровать яйца. До церкви было недалеко – метров триста.  Было уже темно на улице и когда мы вошли в церковь,  там было так тускло, что мы еле различали,  где стоит бабушка, где дедушка, а где девочка. На полу стояли корзины, содержимое которых не  было  видно. И вдруг кто-то начал говорить: «Дети пришли. С детдома». Тут как раз подошёл со свечой и подносом дедушка и люди начали бросать на поднос рубли, а нам начали давать крашеные  яйца.  С нагружёнными в карманы и за пазухи крашеными яйцами мы пришли в детдом, разделили всё поровну со всеми ребятами и не спали эту ночь.

В Покровке прямо напротив детдома дорога разделялась на две. Одна напротив детдома шла в центр, а другая шла на железнодорожный вокзал. А в створе  между этими расходящимися дорогами   росли деревья и кустарники,  и для нас это была  детская площадка, где мы воевали, имели там несколько шалашей, кучу патронов и т.д. Вот и в ночь на всенощную, как только  солнце взошло,  мы уже были там. Где то перед завтраком,  смотрим,   в детдом идёт поп с кадилом во всём облачении, а за ним идут несколько пар женщин с большими  корзинами, в которых доверху лежали крашеные яйца. Так было и все последующие годы.

С кучей патронов был такой случай. Старшие ребята говорили: это наши патроны, а это фрицев, т.е. немецкие с разрывными пулями. А мы с другом Жорой решили проверить немецкую разрывную пулю. Помню лето, солнечный денёк и в детдоме был послеобеденный сон. Мы нашли камни или железки, не помню, и устроились на ступеньках крыльца, выходящего на улицу. Вместе с Жорой начали поочерёдно бить камнем или железкой по пуле. Вдруг раздался такой взрыв, что нас оглушило. Сразу после взрыва прибежали девчата с накинутыми на плечи простынями. Тут же мы увидели наших сестёр и воспитательницу. На лице у Жоры я заметил красные кровяные пятна от осколков пули. Ясное дело, такие же пятна должны быть и на моём лице. Все прибежавшие стояли и смотрели на нас, что-то говорили, но мы оглохли и ничего не слышали. Вдруг кто-то  открыл  ворота рядом с калиткой и крыльцом и прямо перед нами остановилась телега. Меня и Жору усадили на телегу и повезли  в госпиталь, который находился в центре, прямо напротив стадиона. Мы уже прочистили пальцами наши уши и могли говорить и слышать. Парень, что вёз нас, ругал нас всю дорогу.

Помню, мы с Жорой лежали рядом на двух высоких столах на колёсиках и, посмеиваясь, смотрели друг на друга, а врач с увеличительным стеклом и какими-то приспособлениями выковыривал у нас на лице осколки пули, сразу же смазывая очищенные места или йодом, или зелёнкой. Затем сказал:»Ну, пацаны! Вам повезло! Ни одного осколка не попало в глаза». Потом санитарка отвела нас в палату на двоих, заставила снять детдомовскую одежду и дала нам какую-то госпитальную одежду. Мы видели,  куда она положила нашу одежду и когда мы остались одни, решили бежать. Мы с Жорой  переоделись в нашу одежду, вылезли из палаты через окно и бегом на стадион, т.к. был выходной, сегодня должен быть футбол, а детдом всегда ходил на футбол. И тут как раз идёт на футбол наш детдом. Конечно, с нас, с разукрашенными лицами все смеялись, но мы посмотрели футбол и со всеми вернулись в детдом.

День победы! Это незабываемо!  Утро было раннее,  ясное, солнечное. Что творилось в селе Покровка трудно передать! Люди выбегали из дворов с криками: Победа! Обнимались друг с другом, целовались. Кругом стреляли из ружей  в честь победы!  На улице было столько людей, как будто все вышли из своих дворов. Многие направлялись в центр села и на железнодорожный вокзал, с цветами и, конечно, и  с сиренью. Мы всем детдомом ежедневно ходили на вокзал. Встречали и провожали поезда с военными. Люди, чем могли, угощали солдат, но они ехали дальше, на восток. Один раз без остановки проехал такой длиннющий состав с танками, что мы считали, сколько их, но устали и сбились со счёта.

До сих пор помню директора нашего Покровского  детдома. Высокий, красивый, стройный, чисто одет, но полуседой. Вероятно, бывший учитель. Мы так и кружили около него, если он появлялся.

Однажды истопник дядя Ваня спросил меня: » Серёжа. У тебя есть сестра?». Я сказал: «Есть».» А как её зовут? «. Я сказал: «Катя».  «А ещё есть сестра?»  Я сказал: «Есть. Вера». «А где она живёт?». Не знаю. Её удочерили. И он рассказал  мне, что Вера живёт в его переулке  и назвал переулок и  номер хаты. Была пасха и я пришёл по этому адресу.  Меня встретили  удочерившие  Веру.  Вера гуляла с девочками на улице. Я так её и не видел. Меня провели в комнату, посреди которой стоял стол, а на столе стояла ваза с крашеными  яйцами. В комнате заметил абсолютную чистоту и порядок.  Мне они сказали, что Вера знает, что у неё есть «двоюродные» брат Серёжа и сестра Катя. Просили так и оставить. Вера очень послушная и на отлично закончила 1-й класс. Потом мне стало известно, что удочерившие мою сестру  написали в Краснодарский Отдел народного образования (КРАЙОНО ) письмо, в котором просили перевести меня и Катю в другой детдом, т.к. они хотят воспитать Веру, как родную дочь. Приказ КРАЙОНО был выполнен и меня и Катю в августе 1948 года  отвезли в Белоглинский  детдом.

Оказалось, что в Белой глине два детдома. В одном, куда нас привезли, были только воспитанники, родители которых погибли на фронте, а в другом детдоме были воспитанники, родители которых или сдали детей из-за невозможности самим растить,  или умерли и т.д. Один раз я побывал в этом детдоме. Об этом ниже.

Если Покровский детдом только становился на ноги, то Белоглинский  имел два кирпичных спальных  здания, рядом с ними была кухня-столовая не из кирпича; был небольшой  склад, рядом погреб, а дальше вдоль забора саманный дом-хата с тремя небольшими комнатами для учёбы. Семь лет я пробыл в этом детдоме и в 1955 году  окончил 10 классов. Кстати, в 1954 году Владимир Фёдорович сказал мне, что он заочно  окончил Краснодарский сельскохозяйственный институт и получил диплом агронома.

Встретили нас хорошо. Меня определили в группу 4-го класса Татьяны Ивановны. На всей территории были  чистота и порядок. Посреди двора была огромная круглая  клумба с разными красивыми  цветами. Далее слева и справа были посажены деревья, а между ними был небольшой домик -  изолятор на две комнаты. За деревьями и изолятором был пустырь, занимавший вместе с пустырём справа почти половину усадьбы детдома, но огороженный. Этот пустырь  вскорости  превратился в хороший сад с карликовыми деревьями абрикос, яблонь и т.д. Детдом располагался на южной окраине села, но между окраиной и детдомом располагалась ветлечебница с огромной территорией, почти полностью заросшей бурьяном. Восточнее ветлечебницы – метров  600 – 700  были хаты на окраинной улице, а за ними был хозяйственный двор детдома, площадью, примерно, два гектара. Напротив главного фасада детдома, на другой стороне улицы, была больница, все здания которой утопали в тени огромных деревьев.

Порядок в детдоме был построен по принципу коммуны и по методу Антона Семёновича Макаренко.  В детдоме не было дошколят. Все воспитанники, в зависимости от возраста или класса, ежедневно должны были,  помимо учёбы, заниматься физическим трудом. Например: четвёртый класс  ежедневно должен трудиться физически по 30 минут. Пятый класс – по 40 минут и т.д. Это не являлось эксплуатацией. Наоборот. Мы всем коллективом группы дружно, весело  делали нам по силам  общую работу.   Вся территория усадьбы детдома представляла сплошной зеленый ковёр из стелющейся по земле травы и только дорожки были заметны.  Девчата делали женскую работу, ребята  -  мужскую. Если делали уроки, то в виде перерыва выходили  из учебной комнаты, то девчатам задание, а это, примерно, 15 человек – идти на кухню, помочь поварихам: почистить картошку или они скажут, чем и как им помочь. Ребятам принести колотых  дров из топливного склада и т.д. Через 30 минут идём в учебную комнату делать  дальше уроки. Порядок был такой: сделал уроки, воспитательница проверит,  правильно ли, и если правильно, можешь  идти гулять! По принципу: кончил дело – гуляй смело! Все стремились быстрей сделать письменные и устные уроки. А дальше уйма времени до обеда: футбол, турник, качели и т.п.

По-моему, все уже знают, что чем больше в семье детей, тем лучше. А ещё А.С.Макаренко писал: «Не может быть и речи о правильном воспитании детей без отца». Некоторые женщины считают, что могут воспитать сына сами, без отца. Неправда это! Лучше мужчин – отцов нет педагогов.  Таким отцом для нас  в детдоме  был директор – Владимир Фёдорович. Никогда не ругался, не повышал голос, а заметив какой-либо непорядок, делал замечание и говорил: иди до Татьяны Ивановны или до Веры Захаровны и т.д. и  доложи, что ты залазил на черепичную крышу пристройки кухни. Татьяна Ивановна выслушает доклад, обнимет рукой за шею и говорит: «Сержик. Ты же знаешь, что черепица может проломиться или можешь упасть с крыши.  Постарайся больше так не делать, хорошо?». Она всех называла ласковым вариантом имени.  Была у нас хорошая воспитательница Вера Захаровна, но голос  у неё был такой мощный, что кое-кто из детей мог даже испугаться его. Так директор иногда как чувствовал это и говорил: «Иди,  доложи Татьяне Ивановне, что ты сделал то-то и то». Хотя знал точно, что он из группы Веры Захаровны. Татьяна Ивановна знала такую хитрость Владимира Фёдоровича и  ласково читала ему наставление, как будто он из её группы. Должен сказать, что дети всегда шли и докладывали  о своих проступках. Директор никогда не кричал, не читал нотации,  да у него и времени на это не было, а просто говорил,  в чём проступок и к какому воспитателю надо идти и доложить о проступке.  Особенно требовательный был директор к тем, кто летом в солнечную погоду  оказывался без головного убора. Все девочки должны были носить летом панамки, а ребята  фуражки. Сам он всегда во дворе в солнечную погоду  был в соломенной шляпе. Меня до сих пор удивляет,  как или откуда он знал в те годы о вреде солнечной радиации на головной мозг и о вреде загара на здоровье и продолжительность жизни человека? Ведь канадские учёные сделали открытие об этом  где-то в году 1990-м.

О хозяйственном дворе детдома. Там находилось наше хозяйство: овец, примерно, до 150 штук.  Были свиньи, гуси, куры. Владимир Фёдорович любил лошадей, их у нас было до девяти. На наших глазах вырос красавец жеребец Ребус. Почти прямо, напротив хозяйственного двора,  было наше поле площадью  40 гектаров.  Детдом  ежегодно  сеял на  этом поле:  кукурузу, тыкву, арбузы, картофель, зерновые, подсолнечник,  траву – суданку,  столовую свеклу,  морковь и т.д.  Всё, что нужно для собственного потребления, заготавливалось на зиму,  а остатки продавались государству или потребкооперации. Т.о. в детдоме появлялись и были собственные деньги.

Владимир Фёдорович обычно проводил два собрания. По итогам учебного года и по итогам сбора урожая. По итогам учебного года отличники обязательно получали подарки. Кулёк конфет, например. По итогам сбора урожая он докладывал, что мы заготовили для питания себе;  для прокорма скота и птицы, а также сообщал, сколько мы сдали государству или продали потребкооперации излишков урожая и сколько  у нас денег на счету, за которые можно что-то купить или построить. Предлагались всякие варианты:  построить баню,  прачечную,   столярную  мастерскую;  купить швейные машинки;  велосипеды;  духовой оркестр;  баян и струнный инструмент;  бильярд  и т.д.  Он никогда не говорил Я.  Только МЫ! Мы заработали, мы быстро собрали отличный  урожай кукурузы;  мы получили отличный урожай травы-суданки и т.д. Решали голосованием. Сразу после этого он давал указание завхозу Иван Ивановичу: завтра же купить в культтоварном магазине 4 велосипеда, бильярд  или ещё что-либо.

Меня до сих пор удивляет, где или как он находил таких  замечательных специалистов: музыканта, швею мастерицу, мастера по труду,  поварих или даже дедушку, который по шнурку, отлично выложил из кирпича в ёлочку дорожки между всеми нашими зданиями. После получения из Ленинграда духового оркестра любой мог придти к музыканту  и проверить себя на музыкальный слух. У нас на каждый духовой  инструмент было в среднем по три музыканта. А мастер – швея так быстро научила девчат  кроить и шить, что детдом покупал рулоны ткани, а девчата шили себе платья, а ребятам костюмы. Порядок был такой. Если у кого-то есть брат, то сначала она шила костюм брату. А девчатам было всего от 12 до 16 лет. Очень многие девчата научились отлично вышивать.

Никто, никогда не повышал на нас голос. Никто, никогда не слышал мат. Никто, никогда не мог нас ударить. Ежегодно дня на три к нам приезжала из Краснодара Перерва  Лариса  Васильевна из Краевого отдела народного образования. Задача у неё была проверить – не бьют ли в детдоме воспитанников, не унижают ли наше человеческое достоинство. Осторожно, в беседе с девчатами или с ребятами, она узнавала правду. Был у нас однажды такой случай. Летом в отпуск уходит какая – либо  воспитательница и директор на это время принимает на работу, было как обычно, учительницу. Один раз вместо учительницы он принял учителя – мужчину.   Он проработал всего два  или три дня. И вдруг мы узнаём, что он ударил по шее Вовку.  Об этом вмиг стало известно всем.  И директору, конечно.  Владимир Фёдорович немедленно уволил его, а вместо него принял учительницу.

Дети есть дети. Между нами ребятами, да и между девчатами, иногда возникали драки. Что-то не поделили и т.д. В таких случаях сбегались, кто был поблизости. Но суров был закон: «ЛЕЖАЧЕГО НЕ БЬЮТ!». Даже если один из двух упал на землю, а второй  ударил лежачего, то свидетели тут же выговаривали ему, что нельзя было бить лежачего, а если он ещё и пререкался, то любой мог его ударить и сказать: «Это тебе за лишний  удар ».

Кубань богата была сусликами. Мы ходили летом купаться на речку, а рядом были норы сусликов. Мы начали лить в норы  воду  и суслики выползали из нор. Мы снимали с них шкуру, сушили шкуры  и   сдавали заготовителям.  У нас появились деньги. Сначала мы ходили в кино, покупали конфеты, а потом массово начали покупать капканы. Утром бежим проверять капканы, вечером тоже проверяем капканы. У каждого было до 15 капканов. Самых жирных сусликов мы жарили и ели. Однажды Владимир Фёдорович собрал всех суслоловов и сказал: «Это не порядок!». Создавайте артель суслоловов, выберите себе председателя  и организовано ходите на проверку  утром и вечером. Меня избрали председателем.

Или вот как у нас появился свой стадион. Между детдомом и больницей на противоположной стороне улицы  было большое расстояние. Между детдомом и дорогой расстояние, примерно, 40 метров, мы засадили деревьями. Но расстояние между дорогой и больницей, а она тоже была на окраине села, расстояние было  в два раза больше. И вот у кого-то родилась идея – сделать там стадион. Под руководством нашего мастера на все руки – Виктора Степановича, мастера по труду, мы быстро сделали всю разметку; сделали двое ворот и даже сделали несколько сидений для наших воспитателей. У нас появился настоящий стадион. Не то, что мы раньше играли в футбол на маленькой спортплощадке. Мы начали приглашать на игру команды с разных улиц. И каждое лето мы так играли в настоящий футбол.

Как то зимой я вырезал из «Пионерской правды» заметку: «Как самому построить планер». Всю зиму ждал весну. Столярная мастерская уже была построена. По весне ребята с интересом помогали мне делать планер. Наконец  он  был готов, отцентрирован и я залез на черепичную крышу пристройки к полутораэтажному  учебному  корпусу. Несколько раз пускал планер с крыши, он пролетал до 70 метров и вдруг появился директор. Я спустился с крыши, думая, ну сейчас мне будет! Все собрались около директора, а он спрашивает: «Кто сделал?». А ребята: «Сергей». « Хотите заняться этим интересным делом? Да!»  В культтоварном магазине   продаются наборы для сборки планеров, моделей с резиновым двигателем  и т.д. Завтра Иван Иванович купит вам  эти  наборы. Так образовался в детдоме авиамодельный кружок, в котором было до 15, а с помощниками  и больше ребят. Увлечение было такое сильное, что мы быстро сделали все виды кордовых моделей с бензиновыми моторчиками и даже кордовую модель с реактивным двигателем. Моторчики и реактивный двигатель были в свободной продаже в культтоварном магазине. Меня попросили организовать такие кружки в средней школе №9, где все детдомовцы учились,  и во втором детдоме. В школе образовался хороший кружок, а во втором детдоме ничего не получилось. Атмосфера там оказалась прямо противоположная в нашем детдоме. Меня поразило равнодушие и захламлённый  двор. У нас на хозяйственном дворе  весь инвентарь был под навесом, а двор был чище, чем их центральная усадьба.  Два года подряд мы ездили в Краснодар на авиамодельные соревнования. Второй раз в нашей команде было два авиамоделиста из школы №9. Кстати: в этой школе родился и вырос  лётчик  Леваневский  Сигизмунд  Александрович, первый Герой Советского Союза, участник спасения экипажа парохода «Челюскин». Об этом есть мемориальная доска на здании школы. Его родители были учителями этой школы. А сама школа спроектирована каким-то гением, до того в ней всё продумано до мелочей,  красиво и без излишеств.

Пора сказать, что за семь лет, что я был в этом детдоме, были построены:  кирпичная баня; прачечная; столярная мастерская;  2-х этажный учебный корпус; длинный топливный склад, в котором под крышей  были дрова, уголь и различный инвентарь, а между всеми зданиями были проложены из кирпича в ёлочку дорожки. Около кухни был построен кирпичный колодец, оштукатуренный изнутри  так качественно, что мы ежегодно квасили в колодце капусту с морковью и арбузами, а штукатурка все годы была, как новая.  За изолятором был посажен сад из карликовых деревьев, а затем был посажен сад на лишней  территории, которую занимала ветлечебница. На хозяйственном дворе были построены: конюшня, овчарня, свинарник, птичник, навес для инвентаря и кирпичное здание для  электростанции. Электростанция состояла из дизельного двигателя и генератора. Ночью весь хозяйственный двор и центральная усадьба освещались этой электростанцией. В 1952 году в детдоме появилась своя бортовая машина, списанная в армии, которая в 1953 году возила 20 человек-отличников на Волго-Донской канал. В хозяйстве она очень нас выручала.

Летом  по  полдня  мы работали  по хозяйству:  пасли овец; табун лошадей; помогали по хозяйственному  двору; по огороду и т.д., а после обеда приходила другая смена. У меня всё лето  была утренняя смена. После завтрака я шёл на хозяйственный двор и, прежде всего,  в конюшню. Кобыл уже уводили пастись, а в конюшне  оставался жеребец  по кличке Ребус. Жеребёнком он вырос на наших глазах. Это был красавец светло коричневой масти. Он был на попечении конюха Петра. Петро знал его ещё жеребёнком. Затем отслужил армию и снова вернулся к нам. И всегда после завтрака я шёл на хозяйственный двор с кусочком чёрного хлеба для Ребуса. Очень вкусного!  И всегда, заходя в конюшню,  говорил: « Ребус, Ребус.  На!». Петро говорил, что Ребус чувствует меня за 100 метров. Ты только появляешься за 100 метров, а он поворачивает голову в сторону двери и ждёт тебя. И с директором, и с Петром мы купали его на речке, чистили его. Однажды директор сказал мне идти на хозяйственный двор.  Пусть Петро срочно запряжёт ему в линейку Лирку – кобылу. Прихожу, а Петро говорит: « Все кобылы пасутся на аэродроме. Один Ребус вон стоит». Что делать? Сказал ему  про  Ребуса. Петро говорит: «Никого не терпит в седле. Директора раза четыре сбрасывал. Меня разов пять. Сейчас попробую». Петро укрепил седло и вскочил на него. Ребус тут же встал на дыбы и Петро оказался на земле.  Не могу объяснить, но я сказал Петру: »Может мне попробовать?». » Попробуй» - сказал он. Стоило мне усесться в седле, как Ребус  рванул вскачь в сторону ворот;  проскочил ворота и по эспарцетовому полю, напрямик полетел  к табуну. Я потерял белую фуражку; прильнул  к его холке и увидел, что табун недалеко, вижу, что ребята забеспокоились, кто-то бежит к нам навстречу. Не знаю и не помню, но моя голова была прямо у уха Ребуса и я сказал: «Ребус! Ребус! На!». Стоило мне сказать эти слова, как Ребус  преобразился, перешёл на мелкую рысцу  и я остановил его. Я крикнул бежавшему к нам навстречу: «Седлайте Лирку! Директору нужна линейка!». После этого я спокойно развернул Ребуса и мы не спеша прибыли на хозяйственный двор. Рассказал всё Петру. А Петро, ясное дело, директору. Директор ни слова не ругал меня. Спросил: «Почему ты рискнул?». Я ему сказал, что промелькнула мысль, что Ребус не должен меня сбросить. «Молодец!» - сказал он.

Лошади нас сильно выручали. Мы, конечно, за ними ухаживали, чистили их,  купали на речке. Директор сам часто участвовал в уборке урожая. Была у нас жнейка – лобогрейка. Я, как старший в детдоме, косил вместе с ним зерновые, особенно помню, как косили траву – суданку, высокую, сочную, за лето было два или три укоса. В это время произошло полное солнечное затмение. Стало темно. В селе заревели коровы, залаяли собаки. Всё прошло и мы стали дальше косить.

Директор был член партии. Ему было поручение проводить политбеседы на МТФ – молочно-товарной ферме одного колхоза. Я на линейке возил его на это МТФ. Линейку я останавливал на каком-то расстоянии от колхозников, собравшихся послушать Владимира Фёдоровича. О чём они говорят, я не слышал. Я видел,  в каких жалких одеждах люди подходили послушать. Тяжёлое было время для народа. Это был 1954 год.  Однажды слышу, как необычно громко пошёл разговор. Когда Владимир Фёдорович пришёл, то спросил меня: « Ты слышал,  о чём мы говорили?». Говорю: «Далековато было». Он говорит: « Люди возмущались, что Хрущёв подарил Крымскую область Украине! Нельзя было это делать». Мне кажется, именно с тех пор народ возненавидел Хрущёва. Сколько ненавидящих его анекдотов пошло по стране. Один СНХ (Совет народного хозяйства)  что стоит? Один рабочий записал про Хрущёва более 140 анекдотов.

Учился я легко и все классы, кроме одного – десятого,  на отлично, с Похвальной Грамотой. Когда я окончил на отлично  семь  классов, то ожидал, что директор предложит мне поступать  в техникум. Я стал мечтать стать геологом. Вдруг он меня спросил: «Хочешь учиться в 8-м классе?» Я сказал: «Да». «Тогда я завтра напишу письмо в Крайоно с просьбой разрешить  оставить тебя учиться в 8-м классе». Потом пришло разрешение и он мне сказал: « Теперь твоя задача окончить 8-й класс на отлично. Тогда мне легче будет отстоять тебя, чтобы разрешили оставить тебя для окончания 9-го класса. 8-й и 9-й классы я окончил с Похвальными Грамотами и т.о. мне разрешили учиться в 10-м классе.

Во всякой шутке есть доля правды! Однажды я с ребятами из другой группы  шастал  где-то полдня. Моя группа уже зашла обедать, тут и я появился и начал мыть руки. Татьяна Ивановна стояла в дверях. Увидев меня, сказала: « Серёжка! Ты где пропадал? Сегодня шесть уроков и ты ни одного не выучил. Даже на обед не заработал». Я повернулся и пошёл к выходу. Она вдогонку говорит: «Серёжа! Иди,   кушай. Я пошутила». Я взял в учебной комнате учебники и пошёл в школу. До прихода моей группы я успел решить задачку и прочитал, что задано по первому уроку. На первом уроке я активно участвовал в работе класса, тянул руку, меня вызвали к доске и я ответил на пять. На перемене перед вторым уроком я успел прочитать задание и на уроке заработал вторую пятёрку. И так за шесть уроков я заработал шесть пятёрок. Домой мы всегда шли так: девчата впереди, а ребята за ними. Татьяна Ивановна  всегда встречала нас у калитки. И только девчата  вышли на прямую дорожку до калитки, прямую потому, что слева и справа росли уже большие деревья,  как они побежали к Татьяне Ивановне с криком: « Татьяна Ивановна! А Сергей получил сегодня шесть пятёрок». Когда мы подошли к ней, Татьяна Ивановна стала извиняться, а потом говорит: «Не зря я назвала тебя головастиком!». Мне, конечно, было неудобно перед Татьяной Ивановной за мой поступок, а с другой стороны, ну не мог я после её слов, что я не заработал на обед,  зайти в столовую обедать. Она была права.

В 10-м классе тоже учился легко и по четвертям были одни пятёрки. И в школе, и в детдоме многие говорили, что я должен окончить школу с золотой или серебряной медалью. Выпускные экзамены шли вовсю и у меня были все пятёрки. Оставался завтра  письменный экзамен  по математике. Татьяна Ивановна увела всю группу  семиклассников, а я был прикреплён к её группе, на прополку за топливным сараем. Это нам отдали ту пустующую территорию ветлечебницы, заросшую бурьяном. Что мы посеяли на той территории в тот год, не помню. А меня Татьяна Ивановна оставила готовиться к письменному экзамену по математике. У «головастика», так она меня ласково называла, завтра важный экзамен. Я пристроился у окна с северной стороны на втором этаже учебного корпуса. Идеальные условия! Сколько прошло времени, не помню, но час запросто. Вдруг, смотрю, появился Владимир Фёдорович и говорит: «Сергей Иванович! Будьте добры, спуститесь с облачков на землю».  Он знал всех воспитанников по имени и отчеству. Я спустился. Он спросил: « Когда ты  последний раз держал в руках тяпку?». Я ему сказал. Он говорит: « За топливным складом стоит много тяпок. Выбери себе, какая тебе  понравится, и прополи три рядка».  Я ему говорю: «Владимир Фёдорович! У меня завтра письменный экзамен по математике. Можно я завтра прополю шесть рядков?». Да знал он про письменный экзамен по математике. И вот что он мне сказал: « Сергей. Если ты вырастешь и будешь любить только умственный труд, ты будешь получеловек. Если ты вырастешь и будешь любить только физический труд, ты будешь тоже получеловек. Но если ты вырастешь и будешь одинаково любить и умственный, и физический труд, - ты будешь настоящий человек. Иди прополи три рядка». У нас не было ни разу, чтобы хоть кто-то отказался что-то сделать с первого раза. У меня возможен был вариант: завтра сделаю в два раза больше. И этот вариант не прошёл.

На экзамен по математике я попросил у поварихи тёти Вали – Валентины Сергеевны её часы – кирпичик. Задачи я решил все, но к моему чертежу или к моим чертежам, сейчас не помню, возникли претензии: неудачно расположил чертёж! До меня дошли слухи, что даже педсовет школы раздвоился. Одни говорят, что надо ставить четвёрку, а другие, что можно пятёрку. В итоге получилась четвёрка. Четвёрку по математике я принял спокойно. Потом в жизни у меня была возможность проштудировать  предмет  - черчение    и я легко читал самые сложные чертежи. Обижался ли я на Владимира Фёдоровича за эти три рядка? Ничуть! Мы не знали, что такое пререкаться! И это касалось не только директора или воспитательницы. Любой:  мастер по труду, прачка, швея – мастерица, повариха и т.д. могли о чём-то попросить и никакого отказа. Помню, после письменного экзамена по математике я принёс Валентине Сергеевне её часы и сказал: «Тётя Валя! Я голодный, как волк. Очень хочу кушать». Тётя Валя пошла в кладовку, отрезала кусочек сала и положила его на кусок чёрного хлеба. Я мигом всё это съел. А тётя Валя смеётся! Она таким путём дала мне понять, что сало можно есть! Всё дело в том, что до этого момента я не ел сало и сливочное масло. Не мог даже смотреть на них. Все это знали. И за спиной моего стола было раздаточное окно. За столом сидели по четыре человека. Если давали по кусочку сала или масла,  я отдавал их ребятам за моим столом. Или тётя Валя спрашивала, что мне дать вместо них. С тех пор я стал кушать сало, а масло сливочное  до сих пор не очень люблю, почти не ем.

Забыл сказать вот о чём. Все эти 7 лет в нашей мастерской не было ни одного электродвигателя. Всё делалось вручную. Владимир Фёдорович где-то купил или достал, или в хозмаге появились, большой точильный круг. Диаметром сантиметров тридцать или больше, а шириной около десяти сантиметров. Наш мастер на все руки – Виктор Степанович сделал на четырёх ножках деревянный короб для воды, а сверху укрепил этот точильный круг на оси. На оси была ручка, чтобы вращать круг. Чтобы что-то наточить, например, железку для рубанка, фуганка и т.п. мы наливали в короб воды и кто-то крутит точильный круг, а кто-то точит эту железку мокрым  кругом.  Мы ежегодно получали вагон дров из Закарпатья. Как только дрова оказывались у нас на спортплощадке, Виктор Степанович звал ребят; рассказывал, какая древесина только дрова, а какая может пойти нам в мастерскую в дело. Особенно искали липу для авиамоделей.  Мы их сортировали и что нам, относили к мастерской. Для распиловки на дрова делали козлы, а потом двуручными пилами пилили дрова и относили их в топливный склад. То, что нам пригодится, зажимали в тисках верстаков и пилили на доски обычными одноручными пилами. Точили пилы обычными трёхгранными напильниками. Сильно выручали столярные верстаки. У меня до сих пор сохранились письма Владимира Фёдоровича. 4 марта 1957 года он сообщил: «Имеем свой колёсный трактор». В следующем письме:  «Имеем свою мельницу».

О школе!  Самые наилучшие воспоминания! Все учителя отличались солидностью, индивидуальностью и очень уважительным отношением к нам. Прошло более 60 лет, но многих помню по фамилии, имени и отчеству. Вот директор Резванова  Екатерина Ивановна. Степенная,  всех учеников называла на Вы и по имени. Мы любили и уважали всех учителей, но некоторых особенно. Мне и не только мне нравился учитель по физике и астрономии Борохов Виктор Алексеевич. Его манера ведения урока отличалась простотой и искренностью. Обычно весь класс  участвовал в обсуждении темы, любой мог сказать, как он понимает и что не понятно. Помню, мы долго обсуждали по астрономии вопрос, почему Луна не падает на Землю, если они притягиваются друг к другу? Виктор Алексеевич рассказал, что на Луну действуют две силы. Одна направлена к центру Земли - сила  притяжения масс Луны и Земли  – центростремительная сила, а другая в противоположную сторону – центробежная сила. Это объяснение было подвергнуто всеобщему обсуждению классом. Центробежная сила, а где та связь, стесняющая свободное движение Земли и Луны, которая вынуждает Луну двигаться криволинейно? Виктор Алексеевич сообщил, что мы правильно подняли этот вопрос. Просто, на сегодня такое объяснение и нестыковка в объяснении тут есть. Земля и Луна не связаны какой-либо верёвкой (силой ) друг с другом. Виктор Алексеевич был человеком искренним и я помню, как он кому-то из нас сказал: «Вот ты, например, если станешь  астрономом и может быть объяснишь это так, что не будет никаких сомнений.

Мне приходилось читать лекции выпускникам трёх школ. Молодёжь и сейчас ясноголовая .  На мой вопрос: « Если бы массы притягивались друг к другу, то,  что должно было сделать Солнце с планетами и всеми небесными телами в Солнечной системе, если в Солнце сосредоточено 99,866 % массы всей Солнечной системы? Ответ всегда был один: «Солнце должно нас поглотить».

Нынешняя молодёжь, можно сказать, заставила меня написать сей труд. Детям нужно, чтобы их любили. Дети обладают огромной интуицией – природным даром, шестым чувством. Дети нутром чувствуют обман, но не могут об этом сказать.  А нынешние  молодые  матери  стали очень эгоистичны. На тебе сколько хочешь игрушек, только отстань от меня! От большого количества игрушек только вред! Об этом хорошо написал Масару Ибука: « Многие психологи считают, что, когда вокруг ребёнка слишком много игрушек, это его подавляет и ему трудно сосредоточиться на чём-то одном. Ребёнок лучше всего играет с одной игрушкой, придумывая разнообразные игры с ней». Не любимые матерью дети могут быть очень жестоки. Ещё В.А.Сухомлинский писал: «Кто сказал, что дети безобидные создания? Чёрта с два!». Во всех недостатках наших детей виноваты мы – родители! Но мы не настолько самокритичны, чтобы это признать!

И ещё про одно заблуждение, что внешняя красота – это главное. Внешняя красота – явление временное. Главное для счастливой жизни и для детей и для их родителей, и для  дедушек и бабушек, а также для всех, с кем эти дети в жизни встретятся  – это  внутренняя красота, которая есть следствие хорошего воспитания, которое должно начинаться всегда с первого дня жизни ребёнка. Об этом хорошо написал Масару Ибука в своей книжке: «После трёх уже поздно».  Это характер, это хорошие привычки, трудолюбие, любовь к чистоте и порядку, это культура  и т.д. Культура человека с чистоты начинается. С чистоты во всём. С чистоты языка, в частности! Первый признак низкой культуры и дурного воспитания это мат! Желаю счастья моим читателям!

Сергей Иванченко.                     21 сентября 2018 года.